Nabokov's second novel, KING, QUEEN, KNAVE (1928) is a satirical version of the novel of adultery. All the characters are German and the action is set in Berlin. Lust, not love, is closely examined and the characters' bondage to lust gradually reveals its horrifying aspects. However, these are somewhat counteracted by the comic mode in which the story is told.

Young, inexperienced Franz (the "Knave") arrives in Berlin from the province and is given employment by his uncle, Kurt Dreyer (the "King"), out of whom he wishes to shamelessly "squeeze everything he possibly can". He falls in love with Dreyer's wife, Martha (the " Queen ") and, as soon as the affair is consummated, surrenders to her his body and his will.

Franz becomes a sort of automaton: his actions, his perceptions and thoughts become completely automatic. In the tradition of the novel of adultery, Franz eventually gets tired of his affair with Martha, however he not only obediently continues the affair but is prepared to carry out her sinister plans. I was very much reminded of LOLITA when I read this novel: the savage humor and the inquiry into the mechanics of the devaluation of love and the substitution for it of lust are already in embryonic form in this novel.

Второй роман Набокова, написанный им в Берлине в возрасте 28 лет и отредактированный им уже позднее, в 60-х годах, перед переизданием романа.
Сюжет разворачивается вокруг любовного треугольника между коммерсантом Драйером, его женой Мартой и бедным племянником Францем, приехавшим в столицу из провинции. В романе, по сути, нет других героев - мелькает прислуга, гости, коллеги Франца, но все они - только декорации. Роли чётко распределены между тремя героями; однако постепенно мы понимаем, что Драйер вовсе не король, Марта - вовсе не дама, а Франц - вовсе уж не валет. Набоков играет с читателем, герои играют друг с другом... и только хозяин квартиры Франца ни с кем и ни во что не играет, потому что давно сошел с ума и перестал ощущать границу между реальностью и своим сознанием.
Говоря об этом романе, большинство людей превозносят набоковский язык. Хммм... я согласна с тем, что он нетривиален, что набокову мастерски удается импрессионистское описание игры света и тени, солнечных бликов, дождевых капель, мокрых улиц. Но, наряду с этим ощущается перегруженность текста, его тяжеловесность. Автор перестарался, перепестрил, переперчил текст метафорами, парадоксальными сравнениями и словосочетаниями. В итоге теряется та самая импрессионистская лёгкость, воздушность, невесомость... особенно когда ко всему прочему прибавляются такие слова, как "амикошонство".
Герои вызывают отвращение на физическом уровне. Постоянно упоминаются желтые усы Драйера, его кучерявые желтые волосы на груди, его краснолицесть, громогласность, храп. Марта - болеет, потеет, кашляет; ее то трясет от озноба, то бросает в жар; она беспрестанно поправляет волосы, зачем-то носит шиньон из чужих волос, у нее все время сходит пудра с носа; когда она мерзнет, автор обращает внимание на ставшие дыбом мелкие волоски на ее ногах; а когда она раздевается зимой - упоминаются какие-то ее шерстяные трико. Франц - это вообще перл. Молодой, неопытный девственник, мечтающий залезть под юбку каждой встречной девушке, но сразу же попадающий в руки 35-летней Марты, которая делает из него свою шестерку, свою комнатную собачку. Сначала автор описывает провинциальную убогость его гардероба, потом - прыщи на переносице, потом - его смешные фиолетовые кальсоны и поголовно дырявые носки ... он отвратителен и смешон. Своей близорукостью, беспомощностью, своей вялостью и безвольностью. Своей неуклюжестью, которая безжалостно высвечивается в эпизоде с игрой в теннис. Он - не то что не валет, а даже не карта из колоды, он - просто кусок картона. Просто вещь. И окружающие его вещи как бы смеются над ним из-за этого: шнурок рвется в самый неподходящий момент, мнутся брюки и рубашки, волос прилипает к куску мыла и ускользает от пальцев Франца ... автор намеренно вызывает у читателя чувство отвращения к герою, нагнетает, нанизывает друг на друга отвратительные подробности о его отросшей щетине, несвежем потном белье и т.д.
В конечном итоге, я испытала чувство громадног�� облегчения, когда закрыла книгу.

Май доста сгреших, като реших да прочета почти всичко на Набоков за една година (издадено на български). То не беше решение всъщност – просто видех ли негова книга, я грабвах веднага и лакомо. :)

Но започна да се получава едно насищане - нито стилът ми действа толкова омагьосващо като с първите книги (а той винаги си е уникален и разпознаваем — виждам изреченията му като пищни фойерверки и хитри намигвания), нито историите са ми толкова изненадващи и шашващи. Дори в „Поп, дама, вале“ ми се стори, че като сравнително млад автор Набоков пише малко повече като по учебник – с описанията, където е редно да има такива, с вмъкването на изречения между диалозите и действията, за да стане ясна обстановката/атмосферата и т.н.

Специално в тази книга всичко ми беше крайно чуждо – тази среда, всички щения, отношения... :( Безразлично ми беше как ще свърши всичко, ясно беше, че ще има срязващ финал (все си мислех за „Терез Ракен“); едвам ги търпях и тримата - не като хора, а като някакви дървени човечета (по-скоро стъклени фигури). Не че не съм чела други книги с не-мои начини на живот и с неприятни герои, но сега бях съвсем дистанцирана, силна неприязън изпитвах. Може би съм в такъв период. Направи ми впечатление, че преди това в „Сбъднати молитви“ на любимия Капоти ми беше така чужда действителността (въпреки майсторското писане). Все пак не може да се отрече способността на Набоков да въздейства, успя да ме изкара извън кожата ми с тази празнота и стъкленост на ��ероите. Нищо общо с онова морализаторско чувство „Ама как може?!“, а просто „Бррр...“ (отблъскване).

Така че след огромната еуфория от любимата ми тройка – „Смях в тъмното“, „Вълшебникът“ и „Лолита“ – трябваше да си направя малка или голяма почивка, а не набързо да прочета още три. Сега спирам, за да не „ изхабя“ останалите преведени книги на Набоков.

The following is the conversation I had with the chatty, gray-haired volunteer at my library's used-book store when I bought a hardcover copy of "King, Queen, Knave" for three dollars.

Me: I'd like to get this.
Her: Nabokov. Russian. An intellectual, huh?
Me: Oh, I guess he was.
Her: No, I meant you.
Me: I don't know about that.

Apparently, at least according to the bookstore volunteer at my library, anyone who reads Nabokov has to be an intellectual. I don't know if that's accurate. I also don't know that she intended the label as a compliment, but I'm choosing to take it that way.

خوب بود گرچه اوایل کتاب گفنم چه کتاب معرکه ایه اما بعد که تا آخر خوندم دیدم واقعا به همون قدرت ادامه نداشت حتی با این که نویسنده خیلی از جاها رو در ترجمه انگلیسی که پسرش انجام داده حذف کرده و پایانش هم عوض کرده اما باز هم میتونست کم حجم تر باشه و البته کمی هیجان انگیزتر؛ تعلیق های کتاب در آخر داشت خسته کننده میشد و پایان عجیب و الکی پیچیده اش هم کمک چندانی به کلیت کتاب نکرد که مثل اوایل کتاب قوی باشه.

Definitely not one of Nabokov's best. I do not know if it's the clunkiness imparted to it by the translation but this one just doesn't make the grade for me. I am a huge Nabokophile having read almost all his works (except for Ada, which is on my bookshelf).
The plot just seems to drag on and on and on and the conclusion is highly unsatisfactory. Coupled with that are the addition of a couple of gimmicky characters and plot asides which add nothing either to the story, or as Nabokov would have had it, the aesthetic quality of the book.
Personally, I think it is one of the major (and absolutely atypical) flops in Nabokov's stellar oeuvre. Among the translated books, for those wanting to read his pre-English translated works (from the Russian) I would recumbent they start with either Laughter in the Dark or Despair (both translated by Nabokov himself). LITD is especially good and a comparatively easy read (took me three days. King Queen Knave can be read purely for the sake of completion and even if it is skipped, I assure you, you're not missing much.

Nabokov's second novel is far from the ambitious and challenging work of his later years. It's a tale of middle class adultery as conventional as its indolent heroine, lifted - by the author's own admission from the template of Madame Bovary and Anna Karenina. This being Nabokov, it is of course beautifully written, and enlivened by his sly humor. Nabokov turns a knowing eye on the lifestyle of the petit bourgeoisie, with their trophy villas filled with unloved objects, and loveless couples politely tolerating one another for the sake of appearances. There's a slight sense of poignant doom in knowing, as neither the characters or the author did, that their social class and way of life would soon be destroyed as thoroughly and violently as their Russian counterparts had in Nabokov's own youth.

فقرات سانسوری کتاب را سعی کردم از متن اصلی وارد کنم و جاهایی هم لابد از دستم در رفته. پلات داستان جالب بود مثل خیلی از کارهای ناباکوف. ترجمه به خوبی پنین و دفاع لوژین نبود. صفحه‌آرایی و نسخه‌پردازی و چاپ و صحافی و ... نشر ثالث افتضاح تمام.

اين رمان دومين اثر از نابوكوف هست كه در بيست و هشت سالگي وي نوشته شده و ابتدا ترجمه ي آلماني آن منتشر شده است.
داستان رمان حول محور عشقي ممنوعه مي باشد كه كمتر به مسائل اجتماعي و سياسي زمانش اشاره شده است و بيشتر گفتگوهاي دروني و رفتار و عكس العمل هاي شخصيت هااز نظر روانشناسي قابل تامل و توجه است.
.
.
پ ن: بعد لوليتا اين دومين اثري است كه از اين نويسنده خوانده ام و من به شخصه كلا با آثار نابوكوف ارتباط خوبي ندارم

"دلش می‌خواست سرش را ول کند روی میز و همین‌طور تا ابد بگذارد بین یک زیرسیگاری پر و یک بطری خالی."
.
.
لذّت "لولیتا" و "خنده در تاریکی" رو برام تکرار کرد.

بی رو در بایستی بگویم،لحظه هایی بود که حسابی بدبختم می کردی ، می فهمیدم که تو فقط،فقط در سطح می لغزیدی.تو آدم را می گذاری بالای طاقچه و خیال می کنی او هم تا آخر همان طور آنجا می ماند. ولی ، می دانی که،وول می خورد پایین و تو خیال می کنی او هنوز نشسته آنجا،وحتی وقتی غیب می شود باز حواست نیست.

دنیا مثل یک سگ است که ایستاده و دلش می خواهدبا او بازی کنند.

پشت این فکرهای همیشگی روزمره،مثل پشت لغت هایی که روی شیشه می نویسند،تاریکی است و تاریکی ،یک نوع تاریکی که آدم نباید به آن سرک بکشد.با این حال،آدم در معرض نگاه های عجیب و غریبی قرار می گیرد.

با ابداع چنین فرجام ناگزیری، انریشت پیر که اسم دیگرش فرسین بود عطف بما سبق کرد و فله ای چیزی قاتی گذشته کرد که منطقاً به این فرجام ختم بشود. آخر، کاملاً میدانست-لااقل در این هشت سال اخیر میدانست- هشت مستاجر قبلی، دکترها، پاسبانها، رفتگرها، غرانتس و خانمی که دوست فرانتس است، آن اقای پر سروصدا با آن سگ پرسروصدا، حتی زن خودش یعنی زن فرسین، پیرزن ریزه میزۀ آرامی با یک شبکلاه توری، و خود او،یا بهتر بگوییم هم اتاقی درونی او، همان مصاحب پیرتری که هشت سال پیش معلم ریاضیات بود- بله، همه و همه وجودشان را مدیون قوۀ خیال و القای او و زبردستی او بودند. در واقع، خود او میتوانست در هر لحظه تبدیل بشود به یک تله موش، یک موش، یک کاناپه کهنه، یک کنیز که به بالاترین قیمت فروخته میشود. چنین جادوگرهایی باید امپراطور بشوند.